Ольга собиралась приехать на заседание сразу из отеля, а я вышел на два часа раньше, снять стресс и волнение. Шел по улицам, разглядывая градостроительный хаос. Архитектура Бельгии значительно пострадала за первую и вторую мировую войны, после чего к ней перестали относиться с уважением. Современные сооружения с середины двадцатого века встраивались в сеть старых, узких домов, нарушая исторический облик города аскетизмом фасадов. Брюсселизация…
На заседание я пришел минута в минуту, Ольга уже успела накатать мне десяток сообщений с вопросами, куда я делся. Речь свою я репетировал почти неделю, так что сейчас даже не задумывался, что говорю. Мне нужно было, чтобы экспедиция вернулась на Землю. Я верил, что это правильно. Мы подготовили аргументы и с точки зрения медицины, и с точки зрения физики. В глубине души я оплакивал межзвездный двигатель. Но при этом, там же, в глубине души, верил, что дело не в нем.
Меня дослушали до конца, после чего микрофон активировал невысокий, смуглый мужчина, на вид лет шестидесяти. Я не обратил внимания, какую страну он представлял, а жаль, следовало бы запомнить.
— Вы очень красиво тут все рассказывали, господин Коломойцев, — саркастически поклонился он мне. — Но при этом вы позволяете себе игнорировать факт, что все, что происходит с экипажем «Икара» — событие нерядовое, и оно несет смертельную! Я подчеркиваю, смертельную! опасность для планеты. Ни одна ваша гипотеза не доказана, и пока эта ситуация не изменится, как бы мы ни ценили членов экспедиции, за какие бы заслуги ни были им благодарны, им не может быть пути на Землю! Подобный риск планете не оправдывает никакой результат. Вам придется понять и принять этот факт! Совет не согласует возвращение экипажа на Землю.
— Вы говорите за весь совет? — я позволил себе вежливо удивиться. — Или за себя? Свою страну?
Мужчина тут же стушевался, не став отвечать.
— Коллеги, — я говорил спокойно, хотя душа буквально рвалась на части. — Безусловно, пока мы лишь строим предположения относительно того, что произошло с экипажем «Икара». Но, как бы цинично это ни звучало, даже более важной, чем жизнь экипажа является необходимость доказать, что в распадах не виноват способ межзвездного перемещения. Если мы хотим сохранить доступность звезд для человечества. А почему эти исследования нужно делать на Земле — я объяснил. В материалах совещания вы найдете заключение об этом врачей, находящихся на «Икаре», а также консультационное заключение китайских и японских медиков. Так что, предлагаю уважаемым членам Координационного Совета принять решение, что мы делаем дальше — кричим о выдуманных смертельных угрозах, или ищем причину и способы нейтрализации аномалии в благоприятных условиях в резервации на Земле, вдали от населенных пунктов.
— Данных для принятия решения достаточно? — уточнил председатель комиссии. — Если возражений нет, выделяется два часа на голосование. Через два часа встречаемся здесь же.
Когда мы вышли из зала, Ольга взяла меня за руку и крепко ее сжала.
— Ты молодец. Великолепно выступил, они не посмеют отказать.
Я смотрел на брюсселизацию за окном. А думал… да ни о чем не думал.
Не знаю, как прошли эти два часа. Кажется, я пил кофе. И еще раз кофе. Кажется, Ольга что-то говорила, а я смотрел в окно. Небо хмурилось, и я вместе с ним.
В зал я вернулся на ватных ногах. По регламенту председатель должен был вывести результаты голосования на экран. Но пока что он стоял и задумчиво смотрел на меня. Наконец, все собрались, секретарь призвал зал к тишине.
— Что же, господин Коломойцев, — председатель как-то странно вздохнул, я так и не понял, что это — вздох облегчения или разочарования. — Решение почти единогласное. Всего два члена совета не согласились с общим мнением.
Сердце стучало в горле, не давая дышать.
Председатель активировал экран, но от напряжения цифры расплывались перед глазами, и мне потребовалось усилие, чтобы сфокусироваться на них.
— Я же сказала, ты молодец, — Ольга сжала мне руку.
Часть 2
Настоящее. Глава 8
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите вопрос? — обернулся с переднего сиденья сопровождавший меня молодой капитан.
Я нехотя кивнул. Настроения разговаривать не было, но хоть какая-то возможность отвлечься. А то раз двадцать уже чуть не скомандовал развернуть машину и возвращаться в город.
— Вы отказались от костюма биозащиты. Значит, опасности нет и карантин скоро снимут? — паренек настороженно замер, ожидая ответа.
— Персонал на базе работает без костюмов, до сих пор все живы, — не слишком обнадежил его я. — А насчет снятия карантина могу только сказать, что это не в моей компетенции.
Паренек еще некоторое время смотрел на меня, то ли ожидая продолжения, то ли собираясь спросить еще что-то. Но, так ничего и не дождавшись, развернулся и уставился на дорогу.
За окном тянулась безрадостная осенняя степь, покрытая мокрой, пожухшей травой. Временами попадались островки подтаявшего снега.
Активировав коммуникатор, я сверился с картой. До базы, где разметили на карантин экипаж Четвертой Звездной, оставалось километров восемьдесят. Совсем немного по меркам Южной Сибири, через полчаса будем на месте.
Выцепив контакт Виктора, скинул ему сообщение, что уже подъезжаю, и попросил встретить. Потом, немного подумав, перенес официальную часть на полтора часа, написав капитану экспедиции, что сначала хочу поговорить с медиками. А то скучающий на Земле Аджит, чего доброго, сразу возьмет в оборот прибывшее высокое начальство.
В резервацию меня тянуло как магнитом. Хотелось вживую увидеть ребят. Вспомнить. Почувствовать себя в старой компании, хоть ненадолго. До вылета экспедиции еще удавалось сдерживаться, я ни разу не попытался пообщаться с кем-то из участников лично. Виктор не в счет. А сейчас сил уже не оставалось. Я даже придумал для себя обоснование поездки в резервацию: ребята побывали у Проксимы, привезли с собой то, что когда-то полностью изменило мою жизнь. Да и не только мою. Нужно проверить, смогу ли я ощутить то странное, что заставило их вернуться. Откликнется ли оно во мне? Так что, формально я ехал не только для того, чтобы повидать давних друзей.
Преимущество высоких должностей в том, что вместе с большой ответственностью даются и большие возможности. Я даже не стал размениваться на обычные пассажирские авиалинии, а заказал спецрейс с высадкой на ближайшем к базе полевом аэродроме. Оттуда до резервации можно было бы взять вертолет, но я выбрал машину. А потом всю дорогу нервничал, одновременно и стремясь к встрече с прошлым, и боясь ее.
Осень. Она была такой, какой я помнил. Мрачной, серой, готовой в любой момент пролиться дождем. Машина заехала на территорию, но выходить я не торопился. Сидел, вжавшись затылком в подголовник, и смотрел сквозь тонированное окно на знакомый парк, пытаясь выровнять дыхание и притушить нахлынувшие эмоции. Пока не увидел приближающегося Виктора. Вышел ему навстречу. Вдохнул влажный, прохладный воздух, пахнущий опавшей листвой. Засунул руки в карманы куртки.
— Когда мы говорили о романтике космоса и приключениях, я себе их представлял по-другому, — Витька протянул руку здороваясь. — Тём, почему у меня ощущение, что ты все знал заранее и специально нас подставил?
Если бы не сквозившее в его голосе ехидство, я бы, возможно, почувствовал угрызения совести. Но не сейчас.
Отпустив машину, мы неспешно двинулись в сторону медицинского корпуса. Хотелось задать тысячу вопросов, однако, избегая смотреть Витьке в глаза, первым я выбрал банальное:
— Как Алексей?
Остановившись, Виктор с интересом меня оглядел.
— Скажи-ка, Тёма, все правда так плохо?
— В смысле? — я даже вздрогнул от такого вопроса.
— Алексей ведь тебе не родственник. Слишком… вы слишком… даже нет, не похожи. Работы сейчас немного, так что из любопытства я достал из базы ваши ДНК. Вы — один человек. То есть то, что, по твоему мнению, ты от меня скрываешь настолько безумно? Почему тебя хватает только на полуправду и какие-то частные предсказания будущего?
